«Живу воспоминаниями…»
Семьдесят пять лет со дня Великой Победы – это огромный срок. Но пока еще живут среди нас люди, которые во время войны сами были детьми. Дети войны – это особое поколение: лишенные детства и рано повзрослевшие мальчишки и девчонки, зачастую работавшие наравне со взрослыми, пережившие голод, холод, смерть близких, страх того, что жизнь может закончиться в любой момент, так и не начавшись. И вот что удивительно: каждый раз, когда при встрече просишь их что-нибудь рассказать о войне, все поначалу отвечают почти одинаково, дескать, да что там рассказывать, жили мы плохо, голодно и ждали, когда наступит Победа. Но постепенно, разговорившись, вспоминают такие мельчайшие подробности тех ужасных лет, что поневоле кровь стынет в жилах. И тем ценнее эти рассказы – детей войны о войне.
Борис Викторович Лосев родился в Ельце, как он сам рассказал мне при встрече, в 1931 году, но в его паспорте значится иная дата, и этому факту есть свое объяснение. Борис у матери – второй ребенок, первый ее сын умер от голода в 1930 году. Отца своего, которого репрессировали, Борис Викторович практически не помнит – видел его мельком на похоронах родственника, когда сам уже был взрослым. Мама Серафима Алексеевна вышла замуж во второй раз за Виктора Владимировича Лосева, Борис тогда был еще совсем маленьким. Новый муж матери его усыновил и дал свои отчество и фамилию.
- Когда Виктор Владимирович Лосев меня усыновил и стали оформлять документы, оказалось, что нужные бумаги сгорели вместе с архивом. И датой моего рождения указали 4 августа 1933 года, вероятно, так захотел сам отчим, – вспоминает мой собеседник.
В юные годы ельчанин Борис Лосев вдоволь хлебнул военного лихолетья. Ожесточенные бои вокруг Ельца шли с ноября 1941 года. Все городские предприятия тогда перестроились с мирного на военный лад. Например, ликероводочный завод освоил выпуск бутылок с зажигательной смесью, а на махорочной фабрике начали изготавливать гранаты и мины. Елец часто забрасывали вражескими листовками «Москва-Елец – войне конец».
Старинный Елец фашисты заняли 4 декабря 1941 года. Сухие строки официальных документов гласят, что они сразу же расстреляли 140 пленных советских солдат и офицеров. За несколько дней оккупации городскому хозяйству Ельца был причинен ущерб в 166 миллионов 93 тысячи рублей. Фашисты вывели из строя электростанцию, железнодорожный узел, паровозное и вагонное депо. Они также разрушили мельницу, кирпичный, известковый и кожевенный заводы, махорочную фабрику, три общеобразовательные и фельдшерскую школы, детскую техническую станцию, театр, городскую больницу и 1124 жилых дома. Оккупанты убили свыше тысячи мирных жителей и более трехсот человек угнали в Германию. За этими сухими строчками, датами и цифрами – людские боль и слезы, реальные трагедии и горькие воспоминания оставшихся в живых людей.
«ОТ ТАМЕРЛАНА ДО ГУДЕРИАНА»
Елец отчаянно сопротивлялся. Рискуя жизнью, ельчане прятали у себя раненых бойцов. Бесстрашные городские патриоты забрасывали по ночам гранаты в дома, где квартировали фашистские оккупанты, и устраивали вооруженные налеты на немецкие караулы… 9 декабря, в результате успешной Елецкой наступательной операции, войска Красной Армии Юго-Западного фронта выбили оккупантов из города. Древний Елец, как это уже бывало в разные времена, освободили от врага. Недаром в городе воинской славы родилась поговорка «Под Ельцом били всех – от Тамерлана до Гудериана».
- Я учился в то время в школе, - вспоминает Борис Лосев. – Ну, как учился, вы, наверное, представляете, как учились дети во время войны. Придем на занятия, а нам говорят, что уроков не будет, и отправляют нас в госпиталь. Что мы там делали? Читали письма раненым бойцам и беседовали с ними, помогали санитаркам убирать в палатах и относить белье в прачечную. Вообще-то мы стремились в госпиталь, поскольку жили тогда впроголодь, а медсестры и раненые нас подкармливали.
Война войной, но мальчишеского любопытства никто не отменял. Шустрые пацанята, невзирая на запреты родителей, шастали везде, где на их взгляд было интересно и можно было раздобыть различные «трофеи»: стреляные гильзы и прочие крайне необходимые в мальчишеском обиходе предметы.
- Наш дом стоял на Миллионной улице, неподалеку от главного храма Ельца – Вознесенского собора, - чуть помедлив, словно возвращается в прошлое Борис Викторович. – Как-то мы с друзьями сидели у меня дома, но, услышав выстрелы, мгновенно выскочили на улицу. Вскоре наткнулись на раненого офицера в белом, изрядно выпачканным кровью полушубке, с ним было еще двое солдат. Вспомнив, что неподалеку живет медсестра, сбегали за ней. С ее помощью смогли дотащить раненых до укромного места, где и спрятали их. В течение нескольких дней мы скрытно бегали к ним, кто чем мог подкармливали и собирались, как только бойцы немного окрепнут, переправить их тайными тропами через реку Сосну. Но однажды мы обнаружили схрон пустым, вероятно, бойцы, не дожидаясь нашей помощи, отправились на поиски своих…
АВТОМАТНАЯ ОЧЕРЕДЬ В СПИНУ
В то время к Лосевым из деревни Талицы приехала одинокая родственница, которую все звали бабой Шурой, вместе пережить военное лихолетье. Женщина помогала по хозяйству, присматривала за шустрым парнишкой.
- Однажды, выменяв на какие-то вещи немного муки на рынке, баба Шура, вообще-то она приходилась мне родной теткой, затеяла печь блины, - вспоминает собеседник. – От вкуснейшего аромата у меня уже потекли слюнки, но не тут-то было. Распахнулась дверь и в дом ворвались несколько вооруженных автоматами фашистов. Не церемонясь и никого не спрашивая, они, извините за выражение, пожрали все блины. Тут взгляд их главного, как явствовало из его поведения, упал на стоявший в уголке патефон, прикрытый по моде того времени ажурной салфеткой. Жестами немец приказал мне поставить пластинку – после еды ему, видимо, захотелось развлечений. Из озорства ли, из мальчишеского ли упрямства, я достал из конверта пластинку с какой-то патриотической песней или маршем, сейчас уж и не помню точно. Заиграла бравурная музыка, и фашист каким-то образом понял, что за песня льется из патефона. Он схватил меня жирными от блинов, поросшими рыжеватыми волосами пальцами за ухо и потащил во двор. Баба Шура не растерялась и, отчаянно ругаясь, вихрем кинулась вслед, буквально вырвав меня из его ручищ. Что самое удивительное: немец меня отпустил и никаких репрессивных мер с его стороны в наш адрес не последовало.
Был и еще случай, когда мой собеседник оказался на грани жизни и смерти.
- Водопровод в то время в городе не работал, и мы с другом Валькой Богдановым решили сходить к реке за водой, - вспоминает, чуть не ставший роковым, эпизод из жизни Борис Викторович. – Выходим с бидончиками из ворот, а там… Вот до сих пор у меня перед глазами эта картина, хотя столько уж лет прошло. На улице стоит огромного роста фашист: на голове у него железная каска, под ней виден шерстяной шлем, на одном плече висит автомат, а на другом какой-то чудной мехом наружу рюкзак, на поясе патронташ и две гранаты с длинными деревянными ручками, на ногах ботинки с обмотками из соломы. Из-за спины немца выглядывает лошадь, запряженная в телегу с установленной на ней бочкой. Фашист, порывшись в кармане, достает небольшую шоколадку и протягивает лакомство в нашу сторону, осклабившись и приговаривая: «Ком, ком…». Мы с Валькой нерешительно направляемся в его сторону. Шоколадка тут же исчезает в кармане немца, а у нас в руках оказываются вожжи от лошадиной упряжи. Подталкивая для убедительности автоматом, фриц гонит нас к реке. Вероятно, сам он испугался ступать на речной лед, а напоить лошадь и набрать в бочку воды нужно. Что мы за него и сделали, не забыв наполнить и собственные бидончики. Но фашист отпускать нас не торопился, наверное, заблудился. Так и следовали по городским улицам два пацаненка, тащившие на поводу лошадь с телегой, а сзади топал наш вооруженный надзиратель. Вдруг его внимание привлек звон посыпавшегося стекла одной из витрин городского магазина. Воспользовавшись таким случаем, мы с другом отбросили вожжи и кинулись наутек, растеряв свои бидончики с водой. Фашист рванул с плеча автомат и выпустил нам вслед очередь. Помню, как лицо обжигал ледяной ветер, а по каменной стене дома, мимо которого мы мчались, чиркали пули. К счастью, и я, и мой друг Валька остались живы.
Отгремела война, Борис Викторович Лосев окончил школу, затем медицинский институт, получив профессию врача-стоматолога. Долгие годы он работал по специальности в Ельце, а затем и в Липецке. В настоящее время Борис Викторович живет в Центре реабилитации инвалидов и пожилых людей «Сосновый бор». Он практически ничего не видит и очень плохо слышит, что, конечно же, несколько затрудняет общение с ним. Но, несмотря ни на что, Борис Викторович остается весьма общительным человеком, по его собственному признанию, общение – это то, чего ему крайне не хватает в жизни. Он очень любит поговорить, повспоминать былое, а вспомнить человеку, дожившему до столь преклонных лет, есть что.
- В «Сосновый бор» я попал два года тому назад после смерти жены, которая тяжело болела, - с грустью произносит собеседник. – У меня трое детей, есть взрослые внуки, но так уж сложилось, что все они разъехались по разным городам. Когда ушла из жизни супруга, я остался совсем один, а в пустой квартире одному жить невмоготу. Здесь, в реабилитационном центре, я сыт, обихожен, всегда могу рассчитывать на необходимую медицинскую помощь. В бытовом плане я, конечно же, устроен, но мне очень не хватает живого человеческого общения. Да вот еще проблема – наступает глухота и слепота, чувствую, как постепенно слабею. Тем не менее, недавно вот начал писать стихи, наброски воспоминаний – этим и спасаюсь.
Галина КОЛЕСНИЧЕНКО.
Фото автора.
12.04.2020, 8901 просмотр.
