Памятник нерукотворный
«Теперь Егору и самому казалось, что жизнь – как вздох. Вроде и недавно все было: и детство, и война, и студенческие годы. Думалось, впереди – вечность, и мир создан для одного тебя, и появился ты в нем не по слепой игре природы, а по воле провидения, и дела тебе предстоят такие, что дух захватывает. Глупый восторг юности! И, может, только великие мудрецы да дебилы сохраняют его от первого до последнего дня нерастраченным, нерастрясенным на крутых зигзагах судьбы, в изнуряющих буднях ради куска хлеба. Вот и жизнь на закате, а что на твоем балансе? Ну, детство как детство: землю стелил, небом укрывался. А в студенчестве? Бесконечная череда вагонов, целые составы с лесом, щебнем, углем, мясом и еще черт знает чем, что приходилось нянчить на своем горбу, а после брать за грудки жуликоватых прорабов, так и норовивших прикарманить студенческую копейку… Потом были стройки… Иной раз хочется бросить все к чертям, пусть оно все как едет, так и катится. Только совесть болела, не позволяла опускать руки».
Перед тем, как отправиться в Центральную городскую библиотеку, вновь и вновь перечитываю последнюю, уже посмертно изданную, книгу Николая Афанасьевича Смольянинова «Меж крутых бережков». И кажется, что в романе «Дом без хозяина» говорит он о жизни не Егора Полынкова, а – своей собственной. Так же все у него было: и детство, и война, и студенческие годы. На стройке он, правда, не работал. Но мировосприятие, но ненависть к «шелупони с насекомьей прожорливостью», к «жадно чавкающему стаду» - его, смольяниновская. И не зря, видать, говорят, что поэты и писатели сами себе судьбу пророчат. Как жизнь одной из его героинь - Василисы Полынковой нежданно оборвалась на огородной грядке, так и Николай Афанасьевич внезапно ушел: утром в редакции созданных и руководимых им «Липецких известий» проводил оперативку, планировал очередной номер газеты, шутил, а после полудня его не стало. Десять лет минуло с той поры.
В прошлый вторник, 12 октября, в Центральной городской библиотеке состоялся вечер памяти Николая Афанасьевича Смольянинова. Пришли близкие, друзья, коллеги, читатели, чтобы вспомнить Журналиста – Писателя – Человека. Именно так называлась размещенная в лекционном зале библиотеки выставка, на которой были представлены книги Н. А. Смольянинова, его статьи в областных газетах, фотографии из семейного архива. Открывая вечер, заведующая отделом массовой работы Ирина Геннадьевна Кривченко, не только рассказала биографию Николая Афанасьевича, но и тепло вспомнила его малую родину– лебедянскую землю, взрастившую талант, воспитавшую в своем сыне крестьянскую основательность, трудолюбие, честность. Потом выступали те, кому посчастливилось соприкоснуться с этим человеком в работе, в житейских делах. Кто, прожив долгую жизнь, в которой были высокие должности, яркие успехи, признание, по сей день считают Смольянинова своим Учителем. Свою журналистскую биографию под руководством Николая Афанасьевича начинал заместитель главного редактора «Липецкой газеты» Владимир Иванович Грязнов, который вспоминал:
- Он очень трепетно относился к молодым журналистам, хоть порой бывал требовательным и жестким. Он не терпел разгильдяйства и верхоглядства. Все, кто учился у таких корифеев, остаются честными журналистами. Потому что учителя были честными.
Владимир Иванович считает редакторскую судьбу Смольянинова счастливой:
- Он с нуля создал хорошую газету «Липецкие известия» и десять лет вел ее. И еще десять лет его коллеги достойно продолжают его дело. Газета живет.
Необычно, можно сказать, с философских рассуждений начал свои воспоминания журналист «Липецкой газеты» Исаак Моисеевич Розенфельд, работавший с Николаем Афанасьевичем еще в молодежной газете «Ленинец», затем – в «Ленинском знамени». Был ли Смольянинов хорошим человеком? Розенфельд неспешно развивал мысль: сегодня хороший тот, кто лоялен к начальству, не лезет на рожон. Сейчас много хороших…
- Если это – «хороший», то Смольянинов очень «нехороший». Неудобный. Он отстаивал правду, невзирая на чины.
А еще Исаак Моисеевич рассказал, как молоденьким пареньком , не старше девятнадцати лет, пришел работать в «Ленинец», где редактором был Смольянинов. Через пару недель написал заявление «по собственному». От жгучей обиды на Николая Афанасьевича. Тот требовал выкладываться «по полной». Как казалось новому сотруднику, без учета стажа и опыта. А ведь Исаак и так старался. Вобщем, написал заявление. Но умные люди посоветовали ему не спешить и положить «бумагу» в карман. Теперь маститый журналист вспоминал, что так и не отдал то заявление. Носил его в кармане, пока оно не истерлось на сгибах и не порвалось. Потому что с каждым днем все больше понимал справедливость Смольянинова, его неравнодушие.
- Он всегда чувствовал себя последим бастионом, - пройдет через него халтура в газету или нет. И потому он стоял до конца.
И бывший главный редактор «Липецкой газеты», ныне член Общественной палаты Липецкой области Владимир Федосеевич Савельев рассказывал, как начинал путь в журналистику под руководством Николая Афанасьевича, придя в редакцию «Ленинца» с завода. Вспоминал о поездках в экспедиции с клубом «Неунываки», которые очень не нравились Смольянинову, выговаривавшему: «Что ты мотаешься по экспедициям? Если хочешь осваивать профессию, сиди и работай. Мы должны работать». Много и интересно рассказывал Владимир Федосеевич, а в заключение сделал вывод:
- Наверное, на Руси таких редакторов нет, и не было. День кончается, и после трудной и нервной работы он еще и домой брал журналистские материалы, чтобы вечером читать и править их. А писателем он становился поздно ночью. Аналогичных примеров я не знаю. Он мог продраться через усталость, обстоятельства, газетную обыденность… Такого журналиста, писателя, человека, наверное, больше не будет.
Надо сказать, работники Центральной городской библиотеки с душой подготовили вечер, посвященный Н. А. Смольянинову. Помятуя о любви Николая Афанасьевича к поэзии Сергея Есенина, среди экспонатов выставки разложили гроздья алой рябины, привнеся тем самым в оформление зала, в настроение есенинскую нотку – «Покраснела рябина,/ Посинела вода»… Юный лауреат поэтического конкурса Роман Батищев читал стихотворение Есенина «Гой ты, Русь, моя родная…». Известный липецкий бард Юрий Федотов исполнял песни на стихи Есенина. А гости вечера вспоминали и вспоминали. Каждый говорил о Николае Афанасьевиче свое, кажущееся самым главным в характере, жизненной позиции этого человека. И из таких вот коротких рассказов, емких фраз вырастал портрет живого человека. Отчаянно любящего Россию, свое дело и людей. Самое замечательное, что не было в тех воспоминаниях глянца. Николай Афанасьевич не любил сусальной позолоты. Кажется, если бы кто посмел «лакировать», тут же раздалось бы непреклонное смольяниновское: «Мне эти украшательства ни к чему». В тот вечер все были искренними. Работавшая с Николаем Афанасьевичем в «Ленинце», «Ленинском знамени» и «Липецкой газете» Галина Константиновна Кайдашко делилась:
- С ним было легко. Потому что он был таким, с которым мы оставались самими собой – озорными, серьезными, мудрыми или не очень. Мы были разными. Он не на кого не давил.
И еще она рассказывала, как он учил не прогибаться перед комсомольскими или партийными функционерами, умению отстаивать свое мнение. Галина Константиновна уже пенсионерка, но все равно выступление закончила словами:
- Я его считаю своим учителем.
Однокашник Смольянинова по филфаку Липецкого пединститута, поэт, в недавнем прошлом председатель Союза писателей Липецкой области Борис Михайлович Шальнев подчеркнул:
- Он бережливо относился к людям. Не мог делать подлости. Думаю, его писательство не случайно, - ему надо было высказать то, что он не мог сказать в газетных статьях.
Бывший журналист «Липецких известий», а ныне пенсионер, Анатолий Петрович Морозов запомнил необычайную отзывчивость своего редактора:
- Он понимал, как трудно живется нам на журналистские зарплаты. Чтобы как-то помочь, давал работникам редакции беспроцентные кредиты. Одной нашей коллеге таким образом помог купить квартиру, я тоже брал кредит. Николай Афанасьевич никому не отказывал, если были деньги. Это был Человек.
Старшая дочь Ирина рассказывала об отце, с которым ничего не было страшно: он из любого дремучего леса выведет, от любой грозы укроет. Вспоминала, каким замечательным грибником тот был.
Завершился вечер песней на стихи Есенина.
Конечно, я, автор этого репортажа, тоже выступала на вечере, посвященном Смольянинову. Что я могла сказать о Николае Афанасьевиче? Я работала с ним меньше других – всего три года. Пришла в журналистику из другой профессии ( по образованию я инженер ). Работала неровно. Один материал получался, другой – нет. Редактор терпел, учил. Разбирал со мной написанное, объяснял, что нужно добавить, над чем еще поработать. Деликатный, он иногда неожиданно открывал дверь в кабинет и спрашивал:
- Я сейчас, наверное, жестко с тобой говорил… Ты обиделась? Я хотел только объяснить…
Я не могла на него обижаться. Никогда. Но зачем он возился с моей писаниной? Может, просто понимал, как страшно было в лихие 90-е остаться без работы? Или верил в меня? Иногда он скупо ронял: «Ты настырная. Ты станешь писать. У тебя получается». Вот об этом я и «вспоминала». Что еще я могла сказать? А потом, уже сев на место, я жалела, что не рассказала о его вдумчивом отношении к людям, о которых пишет газета. Однажды, в конце 90-х я написала материал о женщине, которую суд лишил родительских прав. Принесла рукопись редактору. Он прочитал и с улыбкой говорит:
- Вот ты ее все ругаешь. Сегодня она заслужила. Но ведь когда-то и она была обычной, хорошей девчонкой. Верила в любовь. Надеялась на счастье. Как она докатилась до такой жизни, что детей у нее забрали? – Вот, в чем вопрос. Думай. Разбирайся.
Этот урок я запомнила на всю жизнь: нет людей изначально плохих. Мне повезло с редактором. Он не одергивал, не поучал занудно. Он заставлял думать.
А когда разомлевшая от воспоминаний и хороших песен я возвращалась из Центральной городской библиотеки, вдруг припомнилось, как дотошно расспрашивал меня Николай Афанасьевич о марше протеста тракторозаводчан ( 15 января 1998года), в колонне которых и я прошла в почти двадцатиградусный мороз от заводской проходной до Соборной площади: сколько было народу, мужчин или женщин больше, как одеты, что говорили? Ему была интересна каждая подробность. Его душа болела о каждом, кто в лютый холод надеялся рассказать власти о своей беде. Господи, а как Николай Афанасьевич читал материалы о погибших в Чечне Сереже Золотареве или Саше Канунцеве, - постанывая, потирая рукой грудь, смоля одну за другой сигареты. Словно едкая горечь дыма могла заглушить ту – другую, рвущую на части душу. Это надо было видеть. И, наверное, как всякий человек, много работающий и страдающий обо вся и обо всех, он мог веселиться – заливисто смеялся, хорошо пел, любил подтрунивать над коллегами. Любил, когда мы всей редакцией отмечали праздники. Он был душой коллектива.
На следующий день после вечера памяти Н. А. Смольянинова я опять перечитывала «Меж крутых бережков». В рассказе «Уж мы два поля жали» обожгли раздумья старой трактористки Татьяны Егоровны: «Да рази в памятнике она, память-то? В деле нашем, общем». Дело, - созданная Николаем Афанасьевичем газета «Липецкие известия», живет. Как и добрая память о нем самом в людских сердцах. Этот нерукотворный памятник дороже любых других.
Любовь Дорофеева
31.05.2011, 1702 просмотра.
