ЛИШЬ ЖУРАВЛИ ОСТАЮТСЯ.
«Члены семей погибших (умерших) инвалидов Великой Отечественной войны и участников Великой Отечественной войны имеют право на получение мер социальной поддержки по обеспечению жильем один раз».
Эта выдержка взята из Федерального Закона № 327, который называется «О внесении изменений в ФЗ о ветеранах». В нем же написано, что обеспечение жильем может осуществляться и путем предоставления единовременной денежной выплаты на строительство или приобретение жилого помещения, размер которого определяется исходя из общей площади жилья 36 квадратных метров и средней рыночной стоимости одного квадратного метра в регионе.
Документ, принятый на Федеральном уровне, напрямую касается семьи Раисы Михалиной из села Георгиевка Добринского района, ведь ее престарелая мать Пелагея Арбатских - вдова участника войны. Только вот воспользоваться правом на получение жилья не может, так как второй год подряд Раиса Ивановна собирает справки.
Каждый сантиметр на счету
Документы она подала в сельскую администрацию еще в 2010 году, но вот незадача – то одна бумажка оказывалась неверной, то другая, а время меж тем шло. А в октябре прошлого года Раиса Ивановна получила ответ из администрации, что «ее семья не попадает под категорию нуждающихся в улучшении жилищных условий, так как на каждого из них приходится шестнадцать с половиной квадратных метров жилья, что соответствует учетной норме, принятой согласно решению №60 от 18.05. 2007 года на двадцатой сессии Березнеговатского Совета депутатов третьего созыва».
В администрациях, там ведь так... каждый сантиметр имеющейся жилплощади высчитают. Вот и насчитали, что семье фронтовика всего хватает. Правда Раиса Михалина рук не опускает:
– Попробую еще раз, - говорит она и добавляет, - мне адвокат сказал, что мы имеем право на получение жилья. Этот дом, - Раиса Ивановна обводит печальным взглядом стены, - в восемьдесят втором году выделил нам с мужем совхоз имени Мичурина. Жилая площадь дома пятьдесят шесть с половиной квадратных метров. Но ведь прописано нас в нем пятеро!
Куда уносит сон?
Сама же Пелагея Тихоновна о хлопотах дочери ничего не знает. Сейчас она почти все время спит. Без двух годов девяносто – не шутка. Изредка только приоткроет глаза, обведет комнату взглядом, постонет и опять засыпает. В какие безбрежные дали уносит ее на мягких крыльях сон? Может туда, где оживает ее молодость и милые сердцу воспоминания теснятся в груди? Когда была она молода и здорова, ох, и резво бегали ее ноженьки по проселочой дороге.
Потрудилась Пелагеюшка в свое время сполна. Пятьдесят лет трудового стажа заработала. Куда направлял колхоз работящую Пелагею, туда и отправлялась: и окопы рыла, и на железной дороге вкалывала, и свекловичницей под палящим солнцем спину гнула, и на току только успевала поворачиваться. Довелось ей и полуразрушенный Воронеж восстанавливать.
Могла бы, конечно, она там остаться, но потянуло в родные места. Вернулась Пелагея Тихоновна в свою Белоносовку. Там она и со своим будущим мужем Иваном Арбатских познакомилась. В сорок первом ушел Иван Тихонович защищать Родину, а с фронта вернулся спустя год после Победы - в 1946. Погулял годик и в 1947 году женился на Пелагее. Перевез ее к себе в Данковку, в родительский дом, там и зажили молодые. Трех дочерей родила Ивану Пелагея.
Душа дома
Отцу Раисы Ивановны на нескольких фронтах повоевать довелось. Был он на Ленинградском и на Прибалтийском фашистов бил. А за взятие языка его медалью «За отвагу» наградили.
- Я хоть и ребенком тогда была, но помню, он рассказывал, как много народу на войне гибло и как танки ревели. Кружат, кружат вокруг себя и гудят, пока топливо в баках не закончится. «Если танк гудит и вокруг себя кружит – значит в живых в нем уже нет никого, доченька», - рассказывал он. Но войну папа вспоминать не любил, - делится воспоминаниями Раиса Ивановна, показывая пожелтевший, полурассыпавшийся от времени военный билет Ивана Тихоновича.
- Конечно, в послевоенные годы и нам, детворе, несладко пришлось. В школу мы ходили из Данковки в соседнее село, а идти - три километра полем. С питьевой водой у нас тоже всегда проблема была. Частенько приходилось снег топить, чтобы еду приготовить, помыться, а белье стирали в реке. Но жили мы всегда дружно и всего привыкли добиваться своим трудом.
Когда отец умер, мама в 47 лет с нами тремя одна осталась. Мы-то с сестрой повзрослей были, невесты уже, а младшая - та подросток еще совсем. А тут и дом, будто почувствовав, что остался без хозяина, стал рушиться. У него часть стены отошла. Поэтому отстраивать его пришлось заново, но нам тогда все село помогало. Знали люди – семья без отца осиротела. Нелегко женщине одной со строительством управиться. Ведь кирпич маме приходилось возить из Усмани и Грязей. Чтобы доставить его, совхоз выделял нам трактор. Пока строились, летом и осенью жили в сарае.
Новоселье мы справили в семьдесят втором году. До чего же было тепло и уютно от русской печи в новом жилье! Будто в ней сосредоточилась вся душа дома, а на полу у нас лежали вязаные половички. Родительский дом и сейчас еще цел, только ни окон, ни дверей в нем давно уже нет, обветшал. Да и сама Данковка сейчас заброшена. Обезлюдело и умерло это село,- перебирая фотографии, рассказывает Раиса Ивановна.
СДАННЫЙ РУБЕЖ
Не исключено, что участь Данковки через десяток лет ожидает и Георгиевку, в которой сейчас проживает не более трехсот человек. В числе этих трех сотен и она с матерью Пелагеей Тихоновной.
Село это будто спряталось от посторонних глаз в российских полях на стыке Липецкой и Воронежской областей. Сюда по зимней дороге на редакционной «Ниве» добираться из Липецка пришлось почти три часа. Здесь до сих пор можно увидеть старинные колодцы, так называемые «журавли», с длинным шестом, к которому крепится ведро, и горестная примета вымирания отдаленных деревень - вросшие в землю ветхие, покосившиеся домишки. Молодежь отсюда уезжает в город. А из-за малокомплектности три года назад в Георгиевке закрыли единственную школу. Вернее, оставили в ней только начальные классы, а старшеклассников стали возить в соседнее село Мазейку.
В Георгиевской школе, куда после окончания Липецкого педагогического института Раиса Ивановна устроилась работать учителем, она преподавала русский язык и литературу до тех пор, пока не попала под сокращение. Там же по собственной инициативе она организовала небольшой музей из незатейливых экспонатов былого быта: чернильниц – непроливаек, перьевых ручек, старинных утюгов, замков и других нехитрых предметов.
– Вот недавно рубель для глажки белья на чердаке нашла. Только думаю, что школе это уже не нужно, - произносит она. - А хотите взглянуть на ковер ручной работы? Его когда-то моя тетушка сама выткала, - добавляет она с гордостью, и от этого ласкового «тетушка» словно теплеет в комнате. А через минуту самотканый ковер уже красуется у нее на руках. Да, и вправду хорош...
Нежданный удар
Пока мы беседовали, из глубины соседней комнаты вновь раздался негромкий протяжный стон. Он повис в воздухе как бессловесная жалоба, и опять наступила тишина.
- Мама сильно сдала после смерти нашей младшей сестры. В 2001 первом году она ушла из жизни, не дожив и до сорока. Сестра очень долго болела, и врачи не могли понять, что с ней. Ей ставили различные диагнозы: и рассеянный склероз, и церебральный паралич, и кровоизлияние. А может, клещ ее какой-то заразный укусил?... Кто знает... Разумеется, для нас всех это стало трагедией, но мама от такого нежданого удара оправиться так и не смогла. С тех пор она и стала чахнуть, - Раиса Ивановна украдкой смахивает слезу.
Переступив порог
Когда не стало младшей сестры, ее дочь Ольгу Раиса Ивановна, не раздумывая, забрала к себе, потом оформила над ней опекунство. Эта девчушка, однажды переступившая порог этого дома после похорон, осталась в нем вместо дочери. Конечно, нелегко было, но Ольга оказалась покладистой и работящей. И по дому, и со скотиной, и на огороде она управлялась наравне со всеми.
- В прошлом году Ольга вышла замуж. Теперь она живет и работает в Липецке, но на выходные всегда приезжает в Георгиевку, не забывает меня, - Раиса Ивановна замолкает и долгим задумчивым взглядом смотрит на разложенные документы и фотографии.
Разумеется, ей обидно, что закон, защищающий интересы семей погибших фронтовиков, действует в Российской Федерации не один год, а воспользоваться своими правами на добротное жилье не получается. Покидая ее дом, я почему-то подумала о соседнем Воронеже. Как же вырос и похорошел этот город-миллионник. Интересно, а пришло ли хоть кому-нибудь из чиновников в голову, бьющихся за каждый сантиметр муниципальной жилплощади, как за свою собственную, что не только он, но и десятки других российских городов, как, впрочем, и вся страна в послевоенные годы, восстановлены из руин руками таких вот Пелагей. Простых сельских тружениц, которых осталось не так уж и много на нашей российской земле. Земле, отвоеванной у фашистов их мужьями, стоявшими за нее не на жизнь, а на смерть.
Юлия Глушкова.
фото автора
03.02.2012, 1074 просмотра.
