«Голод был страшнее бомбежек...»
Сразу две памятные даты навеки сошлись в конце января. 18 января 1943 года впервые было прорвано кольцо, в котором фашист зажал жителей Ленинграда, оставив без связи с большой землей, а значит, без всякой поддержки, в том числе и продовольственной. А через год, 27 января 1944 года, блокада Ленинграда уже была снята полностью. Оказалось в ловушке немало и наших земляков. Среди них – Прасковья Алексеевна Панкратова.
«НИКТО И ПОДУМАТЬ НЕ МОГ…»
Прасковья Алексеевна с 1931 года. Она и родилась, и сейчас живет в селе Ломовом Чаплыгинского района. «Можно сказать, что я местная. Мама родилась здесь, и жили они тут года до тридцать шестого или тридцать седьмого. Вон - напротив был домик, - показывает в окно бабушка. – Мама рассказывала, что годы были тяжелые, налоги большие и платить нечем было. Их в семье было шестеро, росли одни, но все в люди вышли. Один брат пришел с войны, много лет был секретарем нашего райкома. А младший брат уехал в Ленинград, там и остался. Он жил на Васильевском острове, он нас туда и взял. Нас было двое у мамы, я и брат, он старше на девять лет – с двадцать второго года, а двое умерли еще совсем маленькими. Уехали, за нами долг остался, и наш дом продали». Сразу же хочется упомянуть о брате Прасковьи Алексеевны. Как только началась война, его сразу же забрали на фронт. Когда кончилась Великая Отечественная, его отправили уже на восток воевать с Японией. Вернулся домой героем – он дважды был награжден орденом Красной Звезды.
Переезжала семья в Ленинград от плохой жизни, но еще не зная, какие ужасы им предстоит пережить. Прасковье Алексеевне тогда лет шесть было, она плохо помнит сам переезд. Но то, что в Ленинграде началась новая, совсем другая жизнь, в памяти у нее отложилось – ребенок же, ей всё было интересно, сразу и подружки появились. Многие из которых потом погибли детьми…
«Переехали - мама работала в столовой, брат учился, и я там пошла в школу. У меня фотография есть, где мы сняты – одни отличники, - Прасковья Алексеевна принесла несколько толстых альбомов, в одном из которых нашла и это, столь памятное фото. – А тут война началась, ехать было некуда, мы с мамой вдвоем, брат с отцом на войне, их сразу же забрали. И мы жили у крёстного. А кто знал, какая она будет, война. Никто и подумать не мог, какая разруха настанет, какой будет голод…» И поначалу жизнь текла своим чередом: дети ходили в школу, бегали, играли в мяч, веселились. Мать Прасковьи Алексеевны всё также работала в столовой. Но как же всё перевернулось потом… В городе пропали продукты, в столовую уже никто не ходил, и мама осталась без работы.
ГОЛОД СРАВНЯЛ
А потом уже и зарплата была не нужна – тратить деньги было уже не на что. Перед лицом беды все оказались равными, ведь получить мизерную порцию пищи можно было лишь по талонам. Богатство, если какое и было у людей, оказалось пустышкой. Деньги уже ни на что не влияли. Кто сильнее – выясняли самым прямым путем, физическим. «Помню, послала меня мама однажды хлеб взять, я его взяла, несу вот так на руке, а тут ребята какие-то, отобрали его, и больше мама меня пускать никуда не стала», - рассказывает блокадница.
По талончикам сначала и еду давали, а потом уже только один хлеб. Но талоны давали всем и без перебоев, чтобы не дали – не было такого случая. «Ну что такое сто двадцать пять грамм хлеба на мою карточку и двести пятьдесят грамм на мамину?! Ну и килограмм какой-нибудь крупы в месяц, может быть, дадут, еще по литру подсолнечного масла. И почему-то я запомнила, мы брали горчицу в магазине. И вот это всё намешаешь и хлеб раскрошишь туда – вот это была еда каждый день. Как мы живы на этой еде остались? – недоумевает ветеран. – Крупы там было совсем-совсем немножко».
Люди с голоду обессиливали, на работу ходить уже не могли, лежали дома. «А однажды в наш дом пришел начальник участка, - вспоминает Прасковья Алексеевна. – Сморит на нас и спрашивает: все живы? Мы не понимаем, что происходит. А он объясняет: сейчас в одном доме у женщины нашли голову дитя. Какого она его съела, живого или мертвого – неизвестно. Это был ее родной ребенок! А еще у нас здесь, в селе, была одна женщина, её дети умерли от голода в Ленинграде. Она всегда каялась перед людьми, что сама ела, а детям еды не давала, на всех очень мало было, вот она одна всё и ела. Они и умерли. А детей было трое или четверо».
Люди пытались пережить голод как могли. За Ленинградом недалеко был совхоз. Ходили туда поначалу, собирали, что можно, из оставшегося на полях. Прошел год, второй, уже и сил у людей ходить не стало, а уж сажать что-то – тем более. Да и семян не было, откуда им было взяться – Ленинград был в кольце, и ничего больше не поставлялось. Если были достоверные случаи каннибализма, то про животных уж и говорить нечего. «Собак, кошек – всех поели. Если бежит какая кошка – в нее сразу чем-нибудь кидают, ловят и всё. Никаких животных не осталось, всё, что было съедобное кругом, всё поели, - говорит блокадница. – Женщины собирались вместе и ездили к Ладожскому озеру за кониной. Шла война, лошади раненые падали, и они оттуда возили эту конину, ее и ели».
Для жителей блокадного города голод был страшнее бомбежкек. Прасковья Алексеевна вспомнила про самолеты, сбрасывающие на жилые районы бомбы, только после моего вопроса об этом: «Ой, часто бомбили! Убивали… Начальник участка придет к нам и рассказывает: в этот дом попали – столько погибло, а в том – столько. А нас Бог, наверное, спас, наш дом не разрушен был. В доме было несколько этажей, там несколько семей жило, в том числе была и квартира крестного. У нас всегда вещи были наготове, мы их в мешочки складывали, собирались куда-то бежать. А куда бежать, когда весь Ленинград был окружен кольцом?! Спали всегда в одежде, укутавшись. В квартирах всё замерзло. И колонки все замерзли. За водой на Ладожское озеро ходили, в нем прорубь сделают, и оттуда везут».
В Ленинграде оказалось несколько бывших жителей Ломового. Кто-то из девчонок временно поехал на торфоразработки, приехали летом и в кольцо попали. И многие не вернулись, много односельчан Прасковьи Алексеевны погибло в блокаде.
Гибли люди и когда блокаду прорвали. «Оттуда ехали по Ладожскому озеру под бомбежкой, - вспоминает ветеран. – В какую машину попадет бомба – она под лед. А мы благополучно проехали. Нас из Ленинграда как пострадавших отвезли в Вологодскую область. Нам сразу питание усиленное. Месяц мы там пробыли. Нас на каждой станции встречали, кормили».
ПОЛВЕКА В ШКОЛЕ
До Ломового Прасковья Алексеевна с матерью добрались только летом сорок четвертого года. А жить негде. Сначала по квартирам ходили, кто пустит. В одном доме лето прожили, в другом – зиму. Мама стала работать техничкой в школе, а девочка пошла учиться – в третий класс, в блокаде школьные занятия не велись, многое было пропущено, но уже через две недели прилежную ученицу перевели в четвертый класс. А как десятилетку окончила, сразу в родной школе стала учителем! Она любила немецкий язык, хорошо по нему занималась, а педагог ушел. Так с пятидесятого года Прасковья Алексеевна начала вести уроки.
«Сначала я поступила в учительский институт в Мичуринске на естественно-географическое отделение, вон у меня фотографии, - бабушка перелистывает альбом до нужной страницы. – Этого мне показалось мало. Я уже вышла замуж, родила сына. А потом поступила в педагогический. В учительском-то я училась только три года, он дает право преподавания лишь в пятых-седьмых классах. Поэтому и пошла дальше. Сначала биологию вела, а потом химию». И так – пятьдесят один год! Представляете, в семьдесят лет Прасковья Алексеевна еще преподавала. Она – ветеран труда. А еще мечтала получить значок «Отличника народного образования», и заслужила это звание.
А еще пятнадцать лет моя собеседница работала организатором внеклассной воспитательной работы. Где только не побывала она с ребятами: были и в Хатыни, и в Волгограда, и, конечно, в Ленинграде. Сколько там воспоминаний нахлынуло! Но в школьных поездках больше всего ей запомнилась Хатынь. «В Хатыни нам кино показывали – обплачешься. У командира партизанского отряда было трое детей, деревня была оккупирована немцами, и вся семья его жила в оккупации. Ему предлагают – сдать партизанский отряд, тогда его детей освободят. После разговора он ухватился за голову – как же ему быть?. Показывают большой овраг, по мосту идет дочь, за руку ведет трехлетнего мальчика, а одного, совсем маленького, несет на руках. Но отец отказался сдать партизан. Тогда вышел здоровый немец в оружием на перевес… и дети покатились в овраг. Как мы все плакали!» - и сейчас утирает слезы ветеран.
Прасковья Алексеевна всегда была деятельным человеком, активным, участвовала во всех мероприятиях, какие только бывали. У нее два сына и дочь. Все трое живут в Москве. А еще у нее пятеро внуков и столько же правнуков. С Прасковьей Алексеевной мы долго перелистывали альбомы, разглядывая фотографии ее молодости, ее семьи, учеников. Она бережно хранит снимки своих классов. «Вот мои восьмиклассники», - с теплотой в голосе и умилением на лице говорит бабушка. Она вспоминает, как однажды предупредила ребят, что завтра не придет на работу, будет дома копать картошку, но строго наказала, чтобы в школу они приходили. Копает, поднимает голову, а они стоят. Мы, говорят, вам помогать пришли. Отправила-таки их на уроки, они и не прогуляли, чтобы не подставлять учителя. И так было пятьдесят лет – стремление поделиться своими знаниями со школьниками всегда подкреплялось дружбой с детьми и взаимным доверием. Вот поэтому и накопилось у учительницы столько альбомов с фотографиями, поэтому не забывают ее ученики до сих пор.
Юлия ПАЖИТНЫХ
Фото автора.
12.02.2018, 880 просмотров.
